В конце августа - начале сентября 1941 года наш отдельный артиллерийско-пулемётный батальон Карельского укрепрайона, по приказу командования, вынужден был взорвать надёжные железобетонные укрепления на границе с Финляндией и отступить к Ленинграду. Уже подходя к окраине города, мы стали свидетелями воздушного боя. Послышалась команда: "Воздух!". Тяжело загруженный оружием и боеприпасами батальон рассеялся по кустам на обочине дороги. Из-за горки, над дорогой, показались три "мессершмитта" пронеслись над нами, поливая свинцом, развернулись и пошли на второй заход. В этот момент откуда-то из-за леса вынырнул наш истребитель И-16, любовно называвшийся "ишачком". Он с хода расстрелял ведущий "мессер". Не обладая большой скоростью, но прекрасно маневрируя, И-16 действовал очень эффективно. Нашему пилоту удалось зажечь и второй "мессершмитт". Третий стервятник ушёл в сторону Финского залива. Среди нас было двое убитых, шестеро раненых. Мы их подобрали и продолжали путь. В этот момент над нашими головами на бреющем полёте пролетел героический "ястребок", и мы отчетливо разглядели открытое лицо пилота, его улыбку и приветливый взмах руки. Раздалось дружное "ура", которое пилот, впрочем, не мог услышать из-за рёва мотора. Но настроение он нам явно улучшил, и мы бодро зашагали дальше. Для переформирования нас отправили на Пулковские высоты. И там, помимо прочего, мы получили экземпляры фронтовой газеты. На первой странице была фотография молодого лётчика, а под нею мы с интересом прочитали описание того самого боя, который наблюдали во время нашего марша. Узнали и фамилию героя лейтенанта - Владимир Лукьянов. В 1946 году я учился в студии Ленинградского театра музкомедии и работал на его сцене актёром на выходных ролях. Будучи человеком общительным, подружился с ведущим артистом театра, любимцем ленинградской публики Валентином Свидерским. Однажды, после спектакля Валентин сказал, что он должен встретиться со своим приятелем, очень интересным человеком, в ресторане Дома работников искусств, и предложил мне разделить компанию. У подъезда нас встретил широкоплечий, симпатичный лётчик - полковник, и что меня просто поразило, у него на груди красовались аж шесть орденов Боевого Красного Знамени. - Владимир, - представился полковник. Уже за ресторанным столиком выяснилось, что это тот самый бывший лейтенант Владимир Лукьянов, который в сорок первом так восхитил нас своими отчаянными действиями в небе. С того момента началась моя многолетняя дружба с этим замечательным человеком. Должен честно признаться, что первые месяцы на фронте я безумно трусил, и меня потом всегда очень интересовала проблема: неужели были люди, которые с самого начала боёв ничего не боялись. Однажды, во время доверительной беседы я спросил Володю Лукьянова: - Было ли тебе на фронте хоть раз по-настоящему страшно? - Конечно! - ответил Володя. - Да ещё как! Вот послушай. Однажды, осенью сорок второго года меня вызвал командир эскадрильи и сказал, что мне поручается ответственное задание. Из Москвы прилетел кинооператор с заданием снять бои на подступах к Ленинграду, и мне было приказано взять его в самолёт-спарку и пролететь с ним вдоль линии фронта. "Только не вздумай ввязываться ни в какие боевые действия! Головой отвечаешь за жизнь оператора!" - подчеркнул комэск. Я точно выполнил задание командования и уже возвращался на свой аэродром. И тут вдруг из-за облаков вылетел "мессершмитт". Следуя приказу, пытаюсь уклониться от боя. Но когда я уже вроде бы оторвался от преследующего "мессера", мой пассажир-кинооператор прокричал мне по внутренней связи: "Ты что, струсил, что ли? Вернись и сбивай его! Я должен это снять!" А затем продолжал командовать: "Ближе к немцу! Ближе! Я хочу снять его лицо крупным планом!" Сбить немца мне тогда не удалось. Но страху я набрался на всю жизнь. Когда вернулись на базу, я не удержался и всеми имеющимися у меня в запасе словами выразил свое отношение к поведению кинохроникёра. А он, спокойно улыбаясь, похлопал меня по плечу и сказал: "Не шуми, дружище. Давай лучше познакомимся..." И назвал какую-то странную фамилию. Сейчас уже не помню. Похожа на пирожное, кажется, безе... Вообще в то время благодаря моему другу - артисту Валентину Свидерскому, я познакомился с целой плеядой замечательных, интересных людей. С композиторами Юрием Милютиным, Матвеем Блантером, Иваном Дзержинским, поэтом Алексеем Фатьяновым и многими другими. Однажды, когда мы сидели компанией в ресторане, в зал вошёл импозантный седой мужчина в красивом светло-сером костюме. Валя Свидерский тут же его пригласил за наш столик. - Роман Кармен, -представился незнакомец. Да, да, это был тот самый легендарный кинооператор Роман Кармен!.. Мы очень хорошо посидели, а к концу вечера у меня опять созрел сакраментальный вопрос: - Роман Лазаревич, вот вы прошли огонь, воду и медные трубы. Вы были на полюсе, воевали в Испании, на фронтах Отечественной войны. Скажите, вам было когда-нибудь по настоящему страшно? - Да, - сказал он.. И рассказал историю, которую я уже знал из уст Володи Лукьянова. Но только акценты были переставлены. Из рассказа Кармена выяснилось, что в бой рвался не он, кинооператор Кармен, а сам отчаянный пилот - фамилию которого он, к сожалению, не запомнил. Я не мог удержаться и на другой же день свёл этих двух замечательных людей снова вместе. Трудно выразить словами, насколько волнующая была эта встреча! И чтобы закрепить дружбу, все вместе вечером пошли в Мариинский театр слушать оперу Бизе "Кармен". Лев Силаев (впоследствии эта опера была поставлена Львом Силаевым на сцене Киевского оперного театра)
|
